17.10.2010 в 03:04
...Когда-то давно отец, уходя в лабораторию, оставлял Эдварду включенный грамофон с пластинками великих мастеров. Эдвард тогда ещё не мог вставать - старый изобретатель поспешил оживить гомунула, рассудив, что если тот не очнется на этом этапе - то и мучится со всем незаконченным будет незачем и Эдвард до сих пор прекрасно помнил то время. Тогда у него были закончены лишь голова, сердце и руки, на которых ещё не было даже ножниц и отец сидел с ним, учил, рассказывал и что-то постоянно делал и дорабатывал. А когда уходил - спать или продолжать работать в специальных условиях - то оставлял сыну включенную музыку - а читать Эдвард тогда ещё не умел. Грамофон слегка похрипывал на высоких нотах, но все равно Эдвард был очарован вальсами и сонатами, этюдами и опереттами. Он помнил, что первым делом, когда научился читать, попросил отца достать книгу о музыке - о том, как из нот складывается мелодия и какие композиторы жили на Земле. Параллельно с физикой, химией, эикетом и механикой. на которых настаивал отец, он учил музыкальную литературу и музыкальную грамоту. Из каких инструментов состоит симфонический оркестр, какие бывают интервалы и что такое стаккато. Больше всего он тогда жалел, что ещё долго не сможет освоить никакого музыкального инструмента. Ведь с ножницами особенно не размахнешься - только если на барабане... Но Эдварда привлекала скрипка - её он предпочитал всему остальному. И когда умер отец его ударило ещё и это - то, что ему никогда не придется не то что взять в руки - но и просто увидеть, как играет на скрипке человек.
Было время, когда замок был полон музыки - и пусть грамофон хрипел и сипел все больше, но мертвенная тишина не могла подступиться. Больше всего Эдвард тогда боялся оцарапать какую-нибудь из пластинок или что-нибудь сломать. Приходилось быть черезвычайно осторожным. Но однажды грамофон все-таки не выдержал - ведь он был уже старый и совершенно не приспособленный под ножницы - и сломался. И замок заполнила звенящая пустая тишина. И пришлось привыкать к ней - долго и мучительно, но привыкать. Постепенно музыка забылась, ушла в прошлое и в один из дней этой долгой зимы, найдя грамофон среди старых вещей, Эдвард удивился и огорчился своей забывчивости. Ведь когда он жил в городе - мог бы вспомнить о том, что есть классическая музыка, о том, что где-то есть оперы и филармонии и попытаться узнать больше о том, что люди слушали теперь. Не догадался за всеми заботами, за странной суетой, сопутствовавшей его появлению, и горько жалел об этом, глядя на грамофонные пластинки, лежащие в одной из пыльных комнат мертвым грузом.
...В городе, кажется, музыка не играла никогда. А может быть, и играла, но незнакомая или не иснтересная и он просто не мог вспомнить... Зато вместе с грамофоном и пластинками Эдвард нашел калейдоскоп - старый и довольно пыльный, но зато с удобной засечкой - такой, чтобы можно было удержать трубку в лезвиях без особенных усилий. Это тоже был привет из прошлого - игрушку отец вручил Эдварду лишь немногим позже его "рождения".
Сидя под кленом и медленно вращая калейдоскоп, Эдвард выпадал из реальности на долгие часы. Все же наблюдение было тем, что он умел лучше всего и любил больше всего и текучие яркие узоры заворожили его - как когда-то давно.
Забывать легко - гласила истина этой зимы. И тем удивительнее потом вспоминать.
Когда уезжаешь всего на две недели, собираться особенно долго не приходится. Смену одежды, гигиенические принадлежности, бисер и пару самых любимых книг. Всего получается один совсем небольшой рюкзачок, который можно легко нести пару часов.
Августа всегда собирается по простому принципу - сумка должна быть такого веса, чтобы никто из взрослых не кинулся помогать. Она ездила в лагеря целых два раза и частенько наблюдала, как девочки её возраста грузили свои сумки на вожатых - потому что сами их нести были не способны. Это - унизительно и глупо и Августа любит ездить налегке. Беспокоится мама - как дочь будет жить, не станет ли мерзнуть.. Маме не приходит в голову, что бабушка беспокоится о том же самом.
На утро первого дня каникул - обязательных каникул, всегда наступающих в конце марта, Августа настроена вполне оптимистично. Мать целует её, улыбается, а папа смеется и садится в машину на место водителя. Свое слово он держит и там, где раньше было подобие пепельницы, теперь сидит сплетенный Августой большой бисерный скорпион. Девочка усаживается назад, бросает рюкзачок под ноги. Хорошо все-таки, когда бабушка живет в четырех часах езды.
Всю дорогу она болтает о каких-то пустяках - о том, что станет делать у бабушки, о том, какого щенка она видела вчера вечером и какого красивого крыса слепила из глины на недавнем занятии. Они с отцом играют в слова и названия, считают красные машины, и внешне совсем не похоже, что Августа старается отвлечься от собственных мыслей. Но она старается и ещё как.
Бабушка встречает их на крыльце, и Августа почти что повисает на ней, обхватив руками за талию. Отец машет из машины и бабушка уговаривает его остаться на чай... И снова смех, и снова болтовня ни о чем, прощание с отцом и распаковка вещей. Все сумбурно и суетно, как и всегда в день приезда и только поздним вечером, сидя на окне и глядя на замок, Августа понимает - вот и все. Каникулы начались. Три пустых скучных месяца прошли почти незаметно. Ей хочется потянуться к лампе и выбить приветствие, но она не решается. Ей кажется, что сначала нужно попросить прощения, глядя в глаза...
И пусть это и будет чудовищно сложно, но сделать - все-таки надо.
Наверное пора перебираться в новую запись. А то это уже на телефоне открыть невозможно =)
URL комментарияБыло время, когда замок был полон музыки - и пусть грамофон хрипел и сипел все больше, но мертвенная тишина не могла подступиться. Больше всего Эдвард тогда боялся оцарапать какую-нибудь из пластинок или что-нибудь сломать. Приходилось быть черезвычайно осторожным. Но однажды грамофон все-таки не выдержал - ведь он был уже старый и совершенно не приспособленный под ножницы - и сломался. И замок заполнила звенящая пустая тишина. И пришлось привыкать к ней - долго и мучительно, но привыкать. Постепенно музыка забылась, ушла в прошлое и в один из дней этой долгой зимы, найдя грамофон среди старых вещей, Эдвард удивился и огорчился своей забывчивости. Ведь когда он жил в городе - мог бы вспомнить о том, что есть классическая музыка, о том, что где-то есть оперы и филармонии и попытаться узнать больше о том, что люди слушали теперь. Не догадался за всеми заботами, за странной суетой, сопутствовавшей его появлению, и горько жалел об этом, глядя на грамофонные пластинки, лежащие в одной из пыльных комнат мертвым грузом.
...В городе, кажется, музыка не играла никогда. А может быть, и играла, но незнакомая или не иснтересная и он просто не мог вспомнить... Зато вместе с грамофоном и пластинками Эдвард нашел калейдоскоп - старый и довольно пыльный, но зато с удобной засечкой - такой, чтобы можно было удержать трубку в лезвиях без особенных усилий. Это тоже был привет из прошлого - игрушку отец вручил Эдварду лишь немногим позже его "рождения".
Сидя под кленом и медленно вращая калейдоскоп, Эдвард выпадал из реальности на долгие часы. Все же наблюдение было тем, что он умел лучше всего и любил больше всего и текучие яркие узоры заворожили его - как когда-то давно.
Забывать легко - гласила истина этой зимы. И тем удивительнее потом вспоминать.
Когда уезжаешь всего на две недели, собираться особенно долго не приходится. Смену одежды, гигиенические принадлежности, бисер и пару самых любимых книг. Всего получается один совсем небольшой рюкзачок, который можно легко нести пару часов.
Августа всегда собирается по простому принципу - сумка должна быть такого веса, чтобы никто из взрослых не кинулся помогать. Она ездила в лагеря целых два раза и частенько наблюдала, как девочки её возраста грузили свои сумки на вожатых - потому что сами их нести были не способны. Это - унизительно и глупо и Августа любит ездить налегке. Беспокоится мама - как дочь будет жить, не станет ли мерзнуть.. Маме не приходит в голову, что бабушка беспокоится о том же самом.
На утро первого дня каникул - обязательных каникул, всегда наступающих в конце марта, Августа настроена вполне оптимистично. Мать целует её, улыбается, а папа смеется и садится в машину на место водителя. Свое слово он держит и там, где раньше было подобие пепельницы, теперь сидит сплетенный Августой большой бисерный скорпион. Девочка усаживается назад, бросает рюкзачок под ноги. Хорошо все-таки, когда бабушка живет в четырех часах езды.
Всю дорогу она болтает о каких-то пустяках - о том, что станет делать у бабушки, о том, какого щенка она видела вчера вечером и какого красивого крыса слепила из глины на недавнем занятии. Они с отцом играют в слова и названия, считают красные машины, и внешне совсем не похоже, что Августа старается отвлечься от собственных мыслей. Но она старается и ещё как.
Бабушка встречает их на крыльце, и Августа почти что повисает на ней, обхватив руками за талию. Отец машет из машины и бабушка уговаривает его остаться на чай... И снова смех, и снова болтовня ни о чем, прощание с отцом и распаковка вещей. Все сумбурно и суетно, как и всегда в день приезда и только поздним вечером, сидя на окне и глядя на замок, Августа понимает - вот и все. Каникулы начались. Три пустых скучных месяца прошли почти незаметно. Ей хочется потянуться к лампе и выбить приветствие, но она не решается. Ей кажется, что сначала нужно попросить прощения, глядя в глаза...
И пусть это и будет чудовищно сложно, но сделать - все-таки надо.
Наверное пора перебираться в новую запись. А то это уже на телефоне открыть невозможно =)